О СЛАДОСТЬ ДНЕЙ МИНУВШИХ

мой главный сайт http://nicbokov.blogspot.com контакт bokovnicolas@yahoo.fr

Sunday, July 31, 2005

Книга о Софии Губайдулиной



Michael Kurtz. Sofia Gubaidulina. Eine Biografie.

Urachhaus, Stuttgart, 2001, 414 s.

Эта монография, вышедшая в Германии, шла до меня больше года; и год прошел по прочтении, прежде чем необходимость о ней написать стала насущной. Трудность тут, конечно, и в том, что речь в книге идет о музыке, коей я просто любитель и иногда упорный слушатель, но не специалист. Была и причина личного порядка: в книге рассказывается о событиях в жизни Софии Губайдулиной, и в некоторых я был участником.Речь идет о композиторе, присутствие которого в искусстве XX и теперь нового века влиятельно и определяюще. И тем более в искусстве России в ее самый трудный, прямо скажем, фантасмагорический период, советский.

Микаэль Куртц рассказывает о жизни и творчестве Губайдулиной, ни на минуту не забывая о культурном и политическом контексте эпохи. Музыковедом он стал постепенно. Сначала Куртц изучал англо-американскую литературу в Тюбингене и Бохуме, долго преподавал в сельской школе. Ныне он автор серьезной монографии о Штокхаузене, множества статей о современных композиторах, заведующий “речевым и музыкальным искусствами” Гетеанума в Дорнахе (Швейцария).

“Все началось” в 60-е годы, когда все еще были молодыми и незнаменитыми. Новая музыка начала о себе заявлять неожиданными для соцреализма произведениями. Шнитке, Денисов, Пярт, Волконский, Сильвестров, приехавший с Запада таинственный Филипп Гершкович, устроивший однажды прослушивание “Кольца Нибелунгов”; Рабинович Александр, впервые сыгравший в Москве “Двадцать взглядов на младенца Иисуса” Мессиана; Петр Мещанинов, Ступакова, Холопова, Леонтьева Оксана и ее сын Дмитрий, Суслин – вот только несколько имен из дальнего и ближнего окружения Губайдулиной. Разных по темпераменту людей – и музыкантов – объединял жизненный порыв: спастись от унылой официозности и скучной идеологии, выжить творчески (“и физически”, – обычно добавляла С. Г.).

После “десталинизации”, с помощью которой пришел к власти ловкий сталинист Хрущев (как бы ни старался живущий в Америке отпрыск сделать из папы Дубчека, а теперь даже – в интервью немецкому ТВ – и Вацлава Хавела), было недолгое время романтической надежды. Время чтения Грина и Пришвина. С ними связаны первые произведения Губайдулиной “Бегущая по волнам” и “Фацелия”. Либретто написал Марк Ляндо, московский подпольный литератор и первый ее муж.Слово сохраняет свою важность для С. Г. и по сей день. Не только как звучащий и подсобный в композиции элемент, но и как слово-смысл, часть художнического общения с миром, способ самовыражения. Он выразился в привлечении текстов Ахматовой (оратория “Ночь в Мемфисе”), Цветаевой (“Час души”, 1974), Айги (вокальный цикл “Теперь всегда снега”), Т. С. Элиота, Рильке, Библии (“Аллилуйя”, “Страсти по Иоанну”) и других. Тексты для вокального “Письма поэтессе Римме Даллош” Губайдулина написала сама. Интерес к смыслу выгодно отличает ее творчество от многих современников, для которых музыкальная техника и есть главный источник содержания вещи.Вероятно, своим интересом к философии Губайдулина обязана увлечениям тех лет, когда консерваторская среда зачитывалась “Доктором Фаустусом” Манна и историей его конфликта с Шёнбергом из-за первородства додекофонии. Потом настал черед прототипа Фаустуса Ницше, Шопенгауэра, Адорно, философского и политического сам- и тамиздата.

В 1979 г. семь композиторов – С. Г. среди них – оказались в “черном списке Хренникова”, и последующие два года были трудными. Но времена менялись бесповоротно. В 1984 г. состоялась первая поездка Губайдулиной на Запад, пока на “ближний”, – в Хельсинки, а два года спустя препятствия к поездкам исчезли. ФРГ, Англия, США, Париж... Началась международная известность, премии, встречи. Этому во многом способствовали концерты Гидона Кремера, когда он исполнял ее Концерт для скрипки с оркестром, “Offertorium”. Он играл его и в Париже в ноябре 1987 года в присутствии автора, которому французское радио заказало тогда струнное Трио, посвященное памяти Пастернака. В этот год композитор впервые приехала в США на Луивильский фестиваль современной музыки, познакомилась с Лорел Фай и другими китами “всего Нью-Йорка”. Спустя год они снова встретились в Петербурге (тогда еще Ленинграде) на Третьем международном музыкальном фестивале, где к ним присоединился ветеран модернизма Джон Кейдж; это была его единственная поездка в СССР.Времена менялись. Незадолго до нового 1989 года, рассказывает Куртц, Геннадий Рождественский обратился к Губайдулиной с необычной просьбой: подготовить для его концерта заключительный номер, коллаж из произведений Прокофьева, Шостаковича и Айвза, получивший название “Ответ без вопроса” – ибо вещь Айвза называлась “Безответный вопрос”. Поскольку музыка не была ее собственной, она подписалась “композитор XX века”. Концерт состоялся в Московской филармонии 4 января. В конце программы дирижер объявил: “Сейчас вы услышите произведение, об авторе которого известно только, что он композитор XX века”. Едва отзвучала последняя нота, как на сцене появился мужчина “в штатском” с “делом” под мышкой, и объявил: “Мы только что выяснили, что автором этого произведения является София Губайдулина”. Зал взорвался хохотом и овациями.

Пятнадцатью годами раньше подобная шутка была немыслимой. Наоборот, в 1974 году КГБ низко мстил композитору за жест благородства. Тогда к ней явился чекист (много чести называть здесь их фамилии, а вот на международном суде в Гааге было бы кстати) и расспрашивал обо мне, а после беседы потребовал, чтобы она молчала об этом визите. Разумеется, она поступила иначе. Спустя время на композитора напал неизвестный в лифте ее дома, угрожал задушить. Милиция “маньяка” не нашла (если, конечно, искала).

В 1989 С. Г. впервые ездила в Японию. Местная архитектура, отражение природы в малом как принцип искусства, экономия выразительных средств оказались композитору конгениальны. В самом деле, в советские времена не приходилось мечтать о большом оркестре, о крупных формах. Настоящая свободная музыка делалась считанными энтузиастами по квартирам и зальчикам. Знакомство с Казуе Саваи и ее школой игры на кото (струнный щипковый инструмент, напоминающий кифару) вписало неожиданную страницу в творчество Губайдулиной. Кото пришел вместе с буддизмом из Китая в VI веке и сохранил свое культовое значение. “Когда я играю, у меня сильное ощущение, что я молюсь”, – говорила Саваи. Европейская музыкальная культура, усиливаясь в Японии, потеснила кото, он стал почти подпольным. Для него Губайдулина написала “Рано утром, перед пробуждением...” (1993) и “В тени деревьев” (1998). В том же году она получила Императорскую премию из рук японского императора. К сожалению, об этом красочном эпизоде подробно не говорится.Признание творчества С. Г. в России подтвердили персональный фестиваль в Екатеринбурге в 1990 г. и госпремия два года спустя. Но в 1991 г. Губайдулина уехала жить в Германию и поселилась недалеко от Гамбурга. В 1995 г. ей был посвящен парижский фестиваль Prйsence. Ныне она кавалер ордена Pour le Mйrite (2000), лауреат веймарской Медали Гете (2001).Некоторых парижских критиков смущали “мистические комментарии” С. Г. к своим произведениям, ее пристрастие к встрече “вертикали” (небесно-божественного) и “горизонтали” (человечески-земного) в разработке тем. Интерес композитора к “знакам вечности” несомненен. Но есть и другая причина, – так сказать, “социальный заказ”. Если композиторы обращаются к церковно-религиозным формам, чувствуя потребность в священном и в жречестве, то и публике нужны жрецы, одинокой после падения ложной, но все-таки религии коммунизма. Публика ищет новых форм литургии, и она находит “литургию” лишь в повседневном значении этого греческого слова – “общее действие, работа”. Стадион, шоу, массовый праздник или виртуальная встреча народа в одновременном смотрении телепередачи. Содержание “священного” в такой литургии ничтожно и не насыщает.

Творчество одного вырастает в питательной культурной среде не только из таланта одного человека. Тут есть своя часть “мистерии” возникновения произведения, по своей сложности не уступающая тайне жизни вообще. Губайдулина предпочитала теорию “божественного препоручения”: композитор получает от Бога талант и свободу действий, и ответственен перед Ним.Можно ли сомневаться в пользе земной славы? Повседневность делается более мягкой и удобной. С другой стороны, и это важнее – обозначаются, так сказать, пределы земного успеха – и временного вообще. Искусство вновь предстает таинственным горизонтом, океаном, где Остров Парадиз скрыт в тумане. Впору отчаяться. И из этого отчаяния – в сущности, кьеркегоровского – начинает проступать свет нового художнического открытия. “Почва и судьба” дышат в первой половине книги Микаэля Курца, пока жизнь композитора полна риска и драм, сомнений и поисков. Затем наступает свобода, и биография творца становится похожей на справочник выступлений. Да что в жизни композитора важнее исполнения его вещей? И тем не менее.Тем не менее, бессонные ночи бывают и ныне. Баховская Академия организовала в Штутгарте европейский фестиваль “Passion 2000” под девизом “Новое невозможно без старого, а взгляды на старое бывают разными”. Фестиваль открылся баховскими “Страстями по Иоанну”, и закрылся “Страстями по Матфею”. В промежутке игрались произведения немца Вольфганга Рима, живущих в Нью-Йорке китайца Тай Дуна и аргентинца русско-еврейского происхождения Освальдо Голихова (Golijov), его “Страсти по Марку”. “Страсти по Иоанну” Губайдулиной должен был дирижировать Валерий Гергиев, руководитель Мариинского театра. Но его все не было... Куртц отлично передает растущее напряжение музыкантов и публики, потом неистовую работу над произведением в оставшиеся сутки. И – колоссальный успех. Двадцать минут длился шквал аплодисментов.

Повествование Куртца расстается с Губайдулиной в 2001 году, но биография композитора продолжается. И на трагической ноте. В апреле текущего года после тяжелой болезни скончалась Надежда, дочь С. Г. и Марка Ляндо. Ей было всего лишь за сорок.

Накануне “сорока дней”, едучи по парижской кольцевой дороге, Периферику, я вспоминал ее, веселого ребенка, которого мне поручили в 1970 году повести в мавзолей. Ей, жившей тогда у бабушки и дедушки в Казани, нельзя было его не посетить: что она скажет своим подружкам в провинции? Из всемирно известного склепа я вышел с сюжетом “Похождений Чмотанова”... И вот... кто думал, что Наде суждено уйти раньше нас? Вдруг радиоприемник, настроенный на волну “Франс-мюзик”, стал передавать грандиозный “Реквием для Ларисы” Сильвестрова. Словно братство творцов отзывалось на печаль потери своих.

«Новый Журнал» № 236, сентябрь 2004. Нью-Йорк.